[stenn]

В подвале старого дома на Арбате, в котором я проживал до отъезда из Москвы, открыли продуктовую лавку, в которую я спускался по несколько раз на дню за глазированными сырками и простоквашей «Витязь».
Как частый посетитель лавки, я не мог не заметить худющую бабулю в цигейковом пальто, которая каждый раз, когда я ее там видел, изучала витрины и ничего не покупала.
Где-то на второй неделе наблюдений я отвел в сторону ланчевавшую за прилавком продавщицу и тихонько спросил, чего тут эта бабушка делает.

Продавщица громко вычмокнула застрявший в зубах хрящик от обеденной ветчины, и, доверительно наклонившись к уху, сообщила, что дети бабушку бросили, живет она тут неподалеку и каждый день приходит на еду посмотреть.
Я вручил продавщице двести рублей и велел выдать бабушке всего, чего та пожелает.
Лицо продавщицы просияло. Она как-то выгнулась, довольная тем, что неожиданно стала частью благородного заговора, прищурила глаз и издала губами звук неподмазанного колеса, что, видимо, означало готовность исполнить поручение незамедлительно.
Пока я ковырялся в овощах, продавщица шепталась с бабушкой и до моей спины доносились обрывки старческих вздохов: «Кто?» «Господи…» «Как так?» «Да ведь…».
«Короче, Матвевна, заказывай, шо хочешь», - как-то неожиданно бодро подытожила секретные переговоры продавщица, и в этот момент я обернулся.
Обе смотрели в мою сторону.
Продавщица – гордо за блестяще проведенную операцию. Бабушка – испуганно и жалко. Я быстро отвернулся, сделал вид, что ни при чем и продолжил ковыряться в помидорах, которые вообщем-то мне и не нужны были вовсе.
Я услышал, как бабушка сначала попросила «немножко сырочку», потом «маленькую веточку виноградику», но тут же от него отказалась, потому что «дорогой».
Потом как-то запнулась.

Я обернулся снова и увидел, как, спотыкаясь, бабушка спешно поднимается по ступенькам на выход.
«Матвевна, ты чего? Глянь на нее.
От тебе на… Делай им тут благатварительность…» Продавщица протягивала в след стремительно ретирующейся бабушки пакет, в котором лежали плавленый сырок и пакет молока.
Дальше я не думал. Я вырвал из рук продавщицы пакет, выбежал из подвала, выскочил на Власьевский, осмотрелся - бабушки и след простыл. Я повернул обратно, пробежал через арку во внутренний двор и увидел, как старушка, обнаружив несвойственную для ее возраста прыть, убегает по аллее в сторону соседнего Лаврушинского переулка.
Я настиг ее у подъезда дома (ее дома или дома, в подъезде которого она хотела скрыться - не могу сказать) и молча протянул пакет.
- Не надо, сынок. - Бабушка не поднимала головы, - Я не могу... Мне стыдно очень, сынок.
И еще я увидел, как по ее впалой щеке и маленькой ссохшейся шее тихо и грустно катится слеза.
«Fuck, fuck, fuck!!! Бабуля! Ну как это? Блядь… Ну как так можно? Ну куда это годится, бабуля, а?»
Я онемел. Я был сбит с толку. Я наливался беспомощной злобой.
Моя система коротила, и я ощущал запах гари, исходящий из моих печенок и жил.
Я произносил про себя какой-то страшный монолог, заикаясь, кляня этот ебаный мир, про который один черный жирный ***** однажды спел, что он прекрасен. Я обращался к богам с просьбой уговорить эту стыдливую старуху взять этот чертов пакет с сырком «Дружба». Но больше всего я хотел убежать. Убежать подальше от этой вредной бабки. В обратную сторону, по той же аллее, но чтобы аллея эта привела меня не в арбатский дворик, а куда-нибудь в пустыню и чтоб в пустыне сидел какой-нибудь пророк, и я бы спросил его: «Мудрый, скажи, а не проебали ли мы, случайно, конец света?»
Я все-таки всучил пакет Матвевне. Взял ее руку. Разжал кулак. Вложил в него кулёк. Зажал кулак.
И пошел обратно.
Быстро-быстро.
Опустив голову.
Низко-низко.
Точно также, как минуту назад, убегала от меня эта странная старуха.
Я вспомнил эту историю только потому, что хочу вас, kids, кое о чем попросить.
В следующий раз, когда вы будете стоять в очереди в кассу «Седьмого континента» или у прилавка в ожидании, когда вам завернут нарезочку из прошюто, когда будете пробовать на рынке первую черешню по 500 р. / кило, когда будете выбирать кусок семги на шашлык для загородного пикника, когда будете покупать своему песику экологически чистую консерву, когда будете стоять у бочонка с икрой в раздумьях, какой взять на завтрак - белужьей или форелевой… Вообщем… Когда в следующий раз пойдете в магазин, прошу вас, оглядитесь вокруг, посмотрите, не отирается ли там какая-нибудь стыдливая Матвевна с голодными глазами, но гордым сердцем?
Если вы - человек, то обязательно распознаете ее.
Так вот. Не пожлобитесь в этот момент. Возьмите на себя ее счет. Пожалуйста. Счет будет скромным, уверяю вас. И от вас ведь совсем не убудет, правда, kids?
А если вдруг встретите детей-кидал, набейте им ебала.
Это, правда, не совсем коррелируется с пунктом сего кодекса о непричинении насилия, но, думаю, что те самые справедливые судьи, которые начисляют балы за святость, поймут всё правильно и произведут необходимые перерасчеты.