[Soap]

Резник Лейба, 1930 года рождения, рассказывает о ликвидации еврейского гетто в городе Янов-Полесский (современный белорусский г. Иваново) возле г. Пинска в Восточной Польше.

Сразу после Рош ха-Шана (еврейского Нового года) в 1942 г. мы заметили большее количество немцев, чья форма отличалась по цвету (была зелёной) от формы солдат вермахта. По документам, которые я получил из Германии после войны, я установил, что это были члены 2-го кавалерийского эскадрона 2-го батальона. Мы также узнали, что на окраине города в деревне Рук вырыты рвы, предположительно, для массовых захоронений.

Главный германский администратор Лоренц уверил евреев Янова, что рвы будут использоваться в качестве подземных хранилищ для бензина. Он дал «слово», что евреи не пострадают, так как работы, выполняемые ими, были «существенными для германской экономики». Несмотря на наше беспокойство, не было попыток массового бегства, даже когда мы узнали, что другие гетто были уничтожены. В самом деле, как могли просто исчезнуть 3000 евреев?

Все люди в гетто, которые могли работать, были направлены на работы. Меня отправили пасти скот, который немцы конфисковали у евреев и местных селян. Это дало мне возможность покидать пределы гетто и иногда приносить домой молоко. На праздник Йом Киппур была моя очередь пасти коров, но я хотел участвовать в Yizkor (еврейской поминальной службе по умершим) в честь моего отца. Поэтому я попросил члена юденрата освободить меня от работы на этот день, а я попасу через два дня, 24 сентября 1942 г. Эта замена спасла мне жизнь.

В тот день мои сёстры Хелена и Лиза были отправлены на уборку картофеля в поле недалеко от склада леса, а мой брат и самая старшая сестра Малка пошли работать на лесопилку. Пока я пас скот, я услышал, как немцы оживлённо передвигаются по дороге из города к свежим рвам. Рядом с нами проходил полицейский, он остановился и проговорился моему компаньону по фамилии Табачник, что на следующий день гетто будет ликвидировано.

В тот вечер я выяснил, что все евреи, которые работали на лесопилке, должны были остаться на ночную работу и принести с собой еды на три дня. Необычное требование усилили мои подозрения о надвигающейся катастрофе, поэтому я решил не возвращаться в гетто. Вместо этого я проскользнул на лесопилку и быстро нашёл первоначальный схрон моего брата. Я заснул и провёл всю ночь с другими жителями города, которые там прятались. Утром 25 сентября Арон узнал, где я нахожусь, нашёл меня и перевёл в свой новый схрон во дворе лесопилки. Там я увидел двух сестёр и, к моему великому удивлению, мою маму, которая, похоже, потеряла волю к жизни после того, как убили нашего отца. К счастью, Хелен и Лиза также были здесь, потому что они остались на лесопилке вместо того, чтобы вернуться в гетто в конце дня. Мама была в «малине», потому что Арон вернулся в гетто и забрал её. Я спросил: «Где же Малка?» И узнал, к сожалению, что она с бабушкой осталась в гетто.

Когда Арон и мама уходили из гетто, они видели, как Малка возвращалась в гетто. Малка сказала, что она собирается забрать кое-какую одежду для сестёр, а также мои ботинки. Хоть мама умоляла её бежать с ними, Малка отказалась. Она улыбнулась и сказала, что рада, что мама может спастись. Позже я узнал, что Малка вернулась в гетто, чтобы спасти своего молодого человека. К сожалению, вскоре после того, как она вошла в гетто, ворота были заперты, а гетто окружено гитлеровцами и их пособниками. Моя мама до конца жизни горевала, что не остановила Малку.

Утром 25 сентября 1942 г. первая колонна евреев, женщины, мужчины, дети и младенцы, была выведена из гетто и отправилась к месту расстрела. Некоторые мужчины на лесопилке, у которых хватало смелости вскарабкаться на кучу брёвен, наблюдали эту печальную процессию. Они выкрикивали: «Они ведут колонну людей!» Крики жертв остались со мною навсегда. Дорога из гетто к рвам была устлана трупами евреев.

Их заставили полностью раздеться, загоняли в яму и заставляли лечь лицом вниз. Затем им стреляли в голову из пулемётов или винтовок. Горы одежды лежали на земле. Несколько человек пытались сбежать, но очень немногим удалось избежать града пуль.

Мне хотелось бы особо упомянуть один пример мужества. Женщина по имени Хана Городецкая шла к месту казни со своими двумя сыновьями. Когда охранник ударил одного из её сыновей, она пришла в ярость и инстинктивно швырнула горсть песка в лицо нацисту, закричав: «Дети, бегите!»

Использовав замешательство немцев, многие попытались сбежать. Последовала стрельба, большинство людей погибло, включая Хану и её детей. Её старший сын Юдель, однако, сумел сбежать. Он выжил и после войны поселился в Израиле.

Я также вспоминаю историю, которую мне рассказал Гетцель Шустер, мальчик моего возраста. Пока жертвы были в городе, он сумел убежать во внутренний двор дома. Когда он вбежал во двор, старая украинка схватила его за волосы и потащила к нацистам. К его счастью, у него были короткие волосы, он высвободился и сбежал. Он тоже поселился в Израиле.

Немцы поняли, что некоторых евреев они не нашли даже после дня убийств и грабежей. Поэтому вечером они подожгли гетто. Те, которые пытались избежать пожара, расстреливались. Юдель Шустер, подросток из Янова, прятался в нашем убежище вместе с моей сестрой и бабушкой, а также другими людьми, которые жили в нашем доме. Он вышел из убежища после того, как подожгли гетто, а позже рассказал моей семье, что наш дом загорелся последним. Он сказал, что когда немцы подожгли дом, бабушка осталась в убежище и погибла, а сестра, её молодой человек и другие люди сбежали из горящего здания. Тех, которые сдались во время пожара, собрали возле здания юденрата. Некоторых живыми бросили в огонь. Остальных, включая Малку и её молодого человека, расстреляли при попытке к бегству.

Далее я привожу отрывок из протокола судебного заседания над эсэсовцем Адольфом Метшем, который был одним из палачей. Обвиняемый Петш описал расстрел евреев:

«Трое из нас были назначены стрелками для участия в «акции» в Янове. Евреев насильно согнали в гетто. Прячущихся искали и находили. В этой связи я вспоминаю, что во время поиска прячущихся евреев использовались даже ручные гранаты. С места сбора евреев погнали к месту расстрела на расстоянии 2 километров от города. Если я правильно помню, во время акции присутствовала полиция порядка, а также жандармы. Ямы уже были вырыты, но я понятия не имею, кто об этом распорядился.

Мы стреляли евреям, которые лежали в яме, в голову из пулемётов, а делали одиночные выстрелы. Перед расстрелом евреи должны были раздеться. Расстреливали всех: мужчин, женщин и детей. Что касается количества казнённых, я не помню точное количество. Может 1000, 1500 или 800. Но точно можно сказать, что много сотен. Перед ликвидацией евреи должны были сдать свои ценности. Не могу вспомнить, кто отвечал за их сбор, однако, думаю, кто-то из районного руководства. Члены районного руководства носили коричневую униформу, а мы называли их «золотыми фазанами». Во время расстрелов в Янове мы наблюдали разные сцены, особенно когда расстреливали матерей и детей, тех, кто нянчился с новорождёнными. В таких случаях сначала на глазах матерей убивали детей, чтобы дети не кричали ещё громче.

Насколько я помню, расстрел в Янове продолжался с 8 или 08:30 утра где-то до двух часов дня. Во время ликвидации мы не пили алкоголь. Только после того, как закончили расстреливать, раздали алкоголь.

Заканчивая описание казни в Янове, хотел бы пояснить, что мы трое сменяли друг друга во время расстрела. Мы трое совершали казни с утра до полудня. Жертвы должны были лечь лицом вниз. Они ложились на уже расстрелянных людей. Мы сами не становились на тела убитых. Когда яма была почти полной, жертвы становились на край ямы, после выстрела они туда падали.

Когда дело дошло до расстрела матерей с маленькими детьми, женщинам сказали, что они должны положить детей рядом с собой. Головы детей должны были быть открытыми, чтобы избежать «трудностей» с попаданием во время стрельбы, иначе дети сразу не погибнут.

Мы не проверяли, убиты ли все жертвы. Это не было нашей ответственностью. Может кто-то и выжил. Во время «акции» мы не ели, а только курили. Мы не могли есть, потому что стоял сильный запах. Пахло кровью и экскрементами, потому что во время расстрелов из жертв выпадали внутренности. После «акции» моя униформа пропиталась кровью, мои руки тоже были запачканы кровью. То же самое было и с другими, кто участвовал в деле. После каждого расстрела я, как и другие, получал новый комплект формы. Была ли она постирана или это был новый комплект—этого я не знаю. Для эсэсовцев было очевидно, что приказы были правильными, мы их не обсуждали. Существовали приказы, а мы должны были их выполнять. Мы были выбраны для того, чтобы стрелять, и мы это делали.»

На следующее утро 26 сентября 1942 г. «айнзацкомманда», уничтожив евреев в Янове, подошла к лесопилке. Директор лесопилки приказал всем рабочим построиться во внутреннем дворе. Большинство мужчин, включая брата Арона, подчинилось, а женщины и дети, включая меня, остались в схронах. Ворота лесопилки раскрылись и набежала свора нацистов. Внезапно мы услышали голоса снаружи, крики «Они пришли убить нас!» К счастью, Арон сумел сбежать и спрятался вместе с нами. Крики “Ferfluchte Juden, heraus!” («Проклятые евреи, выходите!») доносились до нас. Я был напуган до смерти разговором маленькой еврейской девочки и фашиста, который её поймал. Я слышал её крики и помню точно её слова, когда она плакала и умоляла нациста пощадить её: «Mein lieber Herr, Ich bin sehr jung, Ich habe angst, Ich will nicht sterben.» («Мой дорогой господин, я очень маленькая, я напугана, я не хочу умирать».) Фашист постарался утешить её. Тихим и бесстрастным голосом он сказал: “Hab kein angst, es dauert nicht lang, wir benutzen machine Gewehr” («Не бойся, это будет быстро, мы стреляем из пулемётов»).

Также я помню, как один из украинских полицаев прошёл по крыше нашего убежища, насвистывая советскую песню «Широка страна моя родная».

Нацисты, как охотники, передвигались по лесопилке, снимая ряды досок и ища добычу. Внезапно захваченным жертвам приказали подняться, и их увели. Крики жертв становились невыносимыми. Евреи, которых окружили в лесопилке, были построены. Началась процедура отбора. Мужчин, имевших трудовую квалификацию, пощадили, а остальных, раздев, увели к месту казни. Немцы пощадили молодую еврейскую девушку Эстер Ледерман. В это сложно поверить, но звери-нацисты были покорены её красотой и сохранили ей жизнь.

Оставшимся приказали раздеться. Нацисты выкрикивали имена людей, которых директор лесопилки, этнический немец, решил пощадить. После процесса отбора «ненужных» расстреляли во рвах. «Нужные» евреи жили до того момента, пока им не находили равноценную замену из местных. Через шесть недель после расстрелов их также казнили.

После такого трагичного и изматывающего дня мы заснули. Ночью мы были разбужены украинским охранником, который слышал, что кто-то храпел. Он сказал нам, что скоро будет сменяться охрана, и нам нужно молчать, чтобы нас не обнаружили. Я не знаю, почему охранник пощадил нас. Без всякого сомнения он принимал участие в окружении евреев. Может он почувствовал угрызения совести и искал прощения. Люди в нашем схроне прислушались к его совету и перебрались к беглецам, которые прятались в хижине на территории лесопилки, а женщины и я остались в убежище до конца ночи.

28 сентября 1942 г. мой брат решил, что нам нужно перебраться в лес возле деревни Завиши, в тот самый лес, где мы свободно играли до войны. Рабочие начали шуметь, чтобы отвлечь внимание украинцев-охранников. В тот момент моя мама и Лиза сумели выскользнуть из лесопилки незамеченными. Они пошли к лесу Завиши, где надеялись найти убежище.

Мама и Лиза собирались добраться до деревни Потаповичи, которая находилась возле леса. Если бы они добрались так далеко, они хотели встретиться с крестьянином по имени Радион Наумчик. Они прошли путь днём, пересекли две деревни перед тем, как дошли до «Королевского канала» (сейчас Днепро-Бугский канал) за деревней Потаповичи. Через канал не было моста, на другой берег можно было добраться на пароме или на лодке. Они подошли к каналу в сумерках и решили спрятаться в болотах, так как по берегу ходил полицейский. Кто-то, наверное, узнал их, так как об этом узнали в Потаповичах. Паромщик Охрим, который знал мою семью, услышал об этом и направился вечером искать мою семью. Он кричал: «Дети! Дети! Женщины! Женщины!», чтобы привлечь их внимание. Но мама и Лиза были слишком напуганы и боялись ответить.

Радион всё-таки нашёл их. Он пригласил их в дом и спрятал на несколько часов. Он также дал им с собой еды. Лиза сказала ему, что оставшаяся часть группы будет пересекать реку следующей ночью, а Радион посоветовал паромщику оставить для нас лодку. Лиза и мама затем отправились в лес.

Ночью мы выскользнули из нашего убежища и побежали в лес. Мы избегали больших дорог, шли через поля и рощи, надеясь, что нас не выследят. Однажды мы заблудились и зашли в дом одного крестьянина, чтобы спросить, куда идти дальше. Хоть крестьянин и знал, что мы евреи, а его племянник был полицаем, который помогал сгонять евреев в Янове, но он подсказал нам правильный путь и пожелал удачи. Наконец мы нашли маму и сестру, а также вместе с ними ещё несколько беженцев из Янова.
(с)radulova

[alienora]

Я почему то вспомнила, после прочтения этой темы, роман Лиона Фейхтвангера "Семья Опперман" ,особенно концовку,как богатый бизнесмен-еврей,любитель удовольствий и комфортной жизни, в концлагере от пыток превратился в запуганное забитое животное.