[PMR]

Магистрали

Я знаю — это будет завтра:
Через столетья пролетев,
Вернутся наши астронавты
В наш край земной, не цостарев.

Космические магистрали
Их к дальним звездам приведут,
Скафандры из уральской стали
Астральной пылью заметут.

В пути их встретят метеоры,
Но никого не устрашат,
Сквозь раскаленные просторы
Земли посланцы полетят.

И за пределы света, века,
Сквозь тьму космических высот
Свободный гений человека
Отважный разум поведет.

Но все же будет жить желанье
Вернуться в милые края,
Где веет ветер созиданья,
Где дышит Родина твоя.

Где человеческие судьбы
Мы можем все предугадать...
Через столетия взглянуть бы —
Вернется ль молодость опять?

Так будет! Молодость, встречай!
Как ни трудны твои усилья,
Астральной пылыо покрывай
Свои натруженные крылья!

1961

[PMR]

Рождение Подгорья

Наша местность теперь известна,
Хоть о ней умолчала история.
Мы колхозом пришли в эту местность
И назвали ее Подгорьем.

Да, Подгорьем. Чему удивляться?
Очень точное выбрано слово.
Да, здесь не было этих плантаций,
Здесь овраги были и склоны.

Год за годом, жарою маясь,
Род за родом, пыля песками,
Безразлично вверх поднимались
И покорно вниз опускались.

В том-то сила колхозного люда —
Землепашцев и агрономов,
Что поверили, словно в чудо,
В изобилие этих склонов.

Еще вьюга — февральская ведьма —
Здесь хозяйничала по оврагам,
Когда начали мы немедля
Наступление — шаг за шагом.

[PMR]

Подсчитали рубли и силы
И взглянули всем коллективом
Мы на склон этот голый и стылый,
Называя его «массивом».

Песня сегодняшнего дня —

Споря, злясь, мы решали до ночи,
Как взрастить нам кусты винограда,
Как потом на морщинистой почве
Уберечь их от зноя и града.

И спиной повернувшись к ветру,
Мы домой возвращались.
И знали, что пустынную землю эту
Лемехами мечты распахали.

С нас дела еще многое спросят,
Но уже мы в ответе были
За грядущую щедрую осень
И за сок виноградный в давильне.

Это та знаменитая местность,
О которой ни слова в истории,
Нашу веру взрастили здесь мы
И назвали ее — Подгорье.

1961

[PMR]

Садовники

Стучусь к тебе, землянин, К тебе, чей путь не прост
И озарен сияньем Непокоренных звезд.

Среди ночных просторов, Средь утренних светил
Ищу звезду, которой Ты думы посвятил.

Ты нес сквозь поколения высокие мечты —
Идею покорения Безмерной высоты.

Люблю свою планету! Но ввысь меня влеки,
Лети, подобный свету, природе вопреки!

Нам твердою основой служил гранит земной.
Началом эры новой пусть будет край родной.

Глубины новых истин
Ей предстоит открыть,
И людям с бескорыстьем,
Как хлеб, их подарить.

Чтобы пылало пламя,
Чтобы, устремляясь ввысь,
Под ленинское знамя
Народы собрались.

1963

[PMR]

Садовники

Привет тебе, мой добрый мир!
Привет твоим приметам!
Уже выходит бригадир
С садовым инструментом.

Склон разлинован, как чертеж,
Как чистый лист тетрадки.
Уже готовит молодежь
Деревья для посадки.

И глубь земли, и высота,
И теплый воздух марта —
Все утверждает смысл труда
И веру в наше завтра.

Крутая сила мирных дней
В лучах и соках бьется,
И труден ход витых корней,
Как путь землепроходца.

И почки ждут, и лист готов,
Уже и завязь дышит,
И клятву будущих плодов
Грядущий август слышит.

И каждый точный жест руки
Приводит в средоточенье,
Где свет, тепло, и корешки,
И почва, и растенье.

Исполнен смысла этот сад,
Он словно часть природы.
Он станет тем, что захотят
Сегодня садоводы.

Он будет каждый холм венчать
Победой ежегодной.
В нем будут люди различать
Размах души народной...

Когда, сменясь прохладной тьмой,
Угаснет отблеск алый,
Пойдут садовники домой
Походкою усталой.

[PMR]

Просто-напросто

Просто-напросто пшеница с колосьями
Спелыми
Наклоняется волнами от дыхания спокойного дня,
Когда гладят макушки холмов
Материнские пальцы воздуха.

Просто-напросто пляшет дух обычного дня
С причудами зыбкого марева —
Испуганной мифологией лета —
Когда на горизонте комбайны скользят
В переблесках осколочных солнца.

Это верная времени мера:
День, продленный за вечер,
Синева прохладная ночи,
Роса пробуждений рассветных...

Это жизни самой язык,
Услышанный в час восхищения,
Когда ласкаешь простые
Флажки Новорожденного урожая,

Это йселейская уверенность
В мире
Ради жатвы и сбора,
Ради замеса хлеба — навек.

Просто новая встреча в поле с человеком,
Еще не известным по имени:

Удачи тебе!
Спасибо!
Он стоит по-хозяйски здесь, на земле, благодарной ему.

Вот он средь странниц — пшеничных волн
Поднял руку обычным жестом,
Со лба вытирая честный пот.

1961

[PMR]

Деревенская девушка

Ищите, арфы, девушку-крестьянку
С лицом, побронзевшим от загара,
И с ловкими руками!

Подхватите ту музыку, что в сердце у нее.
Коснитесь рук ее — в них бьются ритмы,
Наполненные трепетным дыханьем,
Звучаньем неумолчного оркестра,
Звонкоголосой музыкой труда.

Вы, нивы-арфы, рук ее коснувшись,
Колосьями звените золотыми в начале жатвы.
Росные поля им подарили это время года —
С любовью, с урожаем, с ароматом,
Идущим от колосьев налитых.

Она лицом к лицу встречает солнце,
Подтянутая, свежая, вплывает
В мелодию, зовущуюся летом.
И солнцу, и дымящемуся зною
Показывает кончик языка в тот миг,
Когда соленый пот и пыль облизывает с губ.

[PMR]

А коростели девушку зовут —
Давай, мол, поиграем!
Было бы странно,
Когда бы она услышала их
В этом неутомимом грохоте машинном
Заботами заполненного дня.

Ножи срезают спелые колосья,
И барабан акульими зубами их гложет.
Металлическое чрево подрагивает,
И сплошным потоком течет на плечи
Девичьи зерно.
Бьют зерна по спине ее тугой, тяжелые, литые —
Эту силу она сама зерну передала.

На всех полях, равнинах и холмах
Встречал я эту жницу.
Все выносит с извечной аккуратностью крестьянки.
Усталость к ней приходит как награда,
Как молодости щедрые дары.

Ростки ее желаний, наливаясь,
Трепещут —
Никому еще на свете
Она их не успела подарить.
Идите же к ней, песни, вечерами,
Когда травою сладко пахнет поле.
Войдите в ее комнату.

Пусть звуки, что в тайных тайниках ее созрели,
Высокими звенят колоколами,
Наполнив этой радостью поля.
Ищите, песни, эту мастерицу.
Зовите эту девушку, чтоб после
Назвать ее владычицей своей.

1961

[PMR]

Встреча

Не по книжным переводам — по тропинкам, по холмам,
Через бури, версты, годы пробивалась песня к нам.
Раскрывая души настежь, обошла пешком наш край,
Где была напасть у власти, был последний Николай...

Помню зимний вечер белый, стоны стужи за окном;
О своих толкуют бедах два крестьянина с отцом.
В комнатенке той убогой вижу их: Ион Золтур
И Кирика-одноногий, защищавший Порт-Артур.

Ночь спускается и горько завывает невпопад.
Три крестьянина в каморке, вьюгу слушая, молчат.
Под роптанье снеговое начинает вдруг один
И подхватывают двое песню горестных годин.

Издалёка, глуховато возникает из глубин
Снеговых ночных долин:
«Як умру, то поховайте...»
На стене суровы тени и, суровые в тени,
По-крестьянски, на колени лоб склонив, поют они.

Как четвертый — с ними слово, друг, пришедший к ним на зов,
К трем крестьянам из Молдовы у холодных очагов.
Не по книгам, не по буквам это слово к ним пришло;
То ли странник, то ли путник к ним занес его в село...

Через бури, через годы слышу боль, что пелась встарь.
И за слово для народа мой поклон тебе, Кобзарь.
И за трех крестьян Молдовы с той натруженной судьбой,
Приобщившихся с тобой к семье вольной, новой.

1961

[PMR]

Доверие Ленину.

И было так...
Возмездие настало.
Металась слепо правящая стая,
История рванулась ураганом,
всех временных правителей сметая.

И только Ленин, лишь рассвет забрезжил,
С порога будущего оглашая зал,
С доверием и твердостью безбрежной,
"Есть такая партия!" — сказал.

Вся правда в этой истине крылатой! Гляди,
вокруг цветут поля без меж...
Здесь новый плуг наладил их оратай
и посадил сады больших надежд.

И люди не склонят уже голов —
хозяевами будущего стали.
Спроси у них про тех большевиков,
что первыми в далеких битвах пали.

Спроси о пролетариях простых,
которые пришли в наш край впервые,
сзывая самых стойких
и прямых под Ленина знамена молодые.


"Вы не томитесь в дебрях жалких грез,
Добудьте правду собственной рукою,
Вот — над мерцаньем распыленных звезд
Восходит ярко солнце трудовое".

Да, есть такая партия!
Она открыла миру творческие выси,
Из кремня, что сложили времена,
Живую молнию она сумела высечь.

Грядущее растет в лучах восхода,
И голос Ленина еще слышен сейчас,
Он подтвержден доверием народа:
Да, есть такая партия у нас!

1963

[PMR]

Записано в программу

Стройные и радостные встаньте, песни весны торжествующей!
Отворяем будущее настежь, страна поступью обновленной.

Разум коммунизма — жизни крылья!
Он источник мужества в народе,
Бросил семена его усилий в борозду
Живую плодородью.

Щедрое солнце мостит просторы,
Сверкает радугой-плотиной.
Родина, в твоем могучем сердце
Ты земное счастье воплотила.

Гражданина новые приметы —
Гордый труд и дум бесценный клад.
Труженикам и борцам планеты
Верный товарищ, друг и брат.

Мудростью твоею окрыленный человек,
Мечтающий упрямо,
Хочет жить по существу закона,
Вписанного Партией в Программу.

В нем я вижу вольности поруку,
Цельность созидателя,
Который, от станка не отрывая руку,
Запросто беседует с историей.

Как обнять, как измерить мерой
Путь до космодрома от сохи?
С настоящим будущее смело входит в наши будни,
Как в стихи.

Входит вместе с явью и мечтою,
С теплотой трудолюбивых рук,
Поднимая силой молодою радость созидания вокруг.

Стройные и радостные встаньте,
песни весны торжествующей!
Отворяем будущее настежь,
страна поступью обновленной.

Дорогие люди, созидатели,
обнимаю вас и славлю жизнь!
Мы несем Программу нашей Партии
с верой всенародной — в Коммунизм!

[PMR]

Оправдание

Открыла мне сперва вершин очарованье,
где в золотой тени химеры водят круг,
где таинство вечернего молчанья
открытость речи порождает вдруг.

И было то как стон, как крик передзакатный
на склоне незабвенного холма.
Мне жизни смысл открылся ли невнятный
иль заблужденья детского ума?

Но знаю, там поэма зачиналась
так молодо и звучно, что с тех дней
все слышалась, ночами вспоминалась,
и я ловил ее, чтоб одарить людей.

Горбатая земля, по первому веленью
не сотворил тебе я этого стиха.
Не ведал я еще, когда стихотворенью,
когда кнуту пора воспеть тебя.

Но с волею в душе пошел упрямым шагом
и крепкий корешок искал дурман-травы,
искал я, где растет он из горчайшей магмы
моей судьбы и из твоей судьбы.

Я строю, рушу вновь, опять воображеньем
Воссоздаю в тебе неведомых существ.
Ты узнаешь ли их, людей твоих и время,
И созданьях этих, чей неловок жест?

С волненьем я ищу ее, твою поэму,
ту, что тогда звучала в первый раз.
Терпи меня, земля, пока несу я бремя
в по свожу с тебя завороженных глаз.

1963

[PMR]

Спор с художником.

Спросил я живописца средних лет:
— Зачем малюешь землю в серый цвет?
Зачем застыл среди холста рассвет,
нем человек и певчих в роще нет?

Где звуки, блики, молодые краски?
Где высота, предчувствие дороги?
Где переплески, солнечные пляски
и трубный глас отваги и тревоги?

Неужто глаз твой гасит все цвета
и вылиняла радуга-мечта?
Моей неискушенностью задет,
ответил мне художник средних лет:

— Мне этот взгляд диктует высота!
Таков наш мир в космической природе.
Земля,— сказал он кисло,— не звезда,
она темна на темном небосводе!

Я мастеру другому благодарен,
он протянул мне руку в этом споре.
Воскликнул очарованно Гагарин:
— Как хороша планета на просторе!
Невиданною радугой одета
— и бесконечны переливы цвета!

[PMR]

Страна Суоми

Средь молчунов совсем немудрено узнать того,
кто скрыт под фразой зыбкой,
кто, словно бы поддельное окно,
слепит тебя поддельною улыбкой.

Хоть у себя, да вроде как не свой...
Он отдален от прямоты суровой
и предрассудка старого настой
упрямо цедит, к желчности готовый.

Но покоряет и зовет страна законом глубочайшего доверья.
У мыслящих — здесь истина одна, она в труде, и ею труд измерен.

Вот так живут.
Но в каменном плену неведом отдых людям и деревьям,
врубаясь в вековую тишину, плуг немудреный полз по скалам древним.

Поляны нет.
Но в глубине — смотри! —
есть хутор, как прогалина, стоящий.
Где нива зеленеет, — топоры сначала напрочь вырубили чащу.

Из красных глин корчуя пень за пнем, сквозь одиночество судьбы в граните
в ту эру, пробужденную трудом, пробился человек, как победитель.

Сибелиус — он начинался здесь, здесь арфы жизнь в одушевленном стоне,
о Сампо сон, исполненный чудес, и черная лепешка на ладони.

Во множестве озер отражена, в простых трудах с восхода до восхода,
несет судьбу прекрасная страна сурового и гордого народа.

И я познать стремился ту страну, я шел вослед легенде незнакомой,
но не сумев постичь всю глубину, снежинку я из саги взял одну,
чтобы сберечь и донести до дома.

1963

[PMR]

Погребальная песня колониализму.

Лейся, солнце, в целом свете, пойте, взрослые и дети,
бейте, люди, в барабаны — скоро ноги он протянет!

Приходите все народы исповедовать урода,
помолитесь за сиротку, наступив ему на глотку.

Уложите в гроб дубовый, самый прочный, самый новый,
и, подняв бокалы в тосте, вколотите в крышку гвозди.

И ему в пустыне Гоби яму выройте для гроба,
чтоб другой конец дыры уходил в тартарары.

К месту вечного покоя не спускайте гроб рукою,
пусть пихнут его копытом: тонко был горбун воспитан.

Над покойником для виду банда справит панихиду,
и бухгалтер на банкноте выдаст справку о банкроте.

И под их истошный плач, в омерзении и гнили,
колониализм-палач будет корчиться в могиле.

А нам весело, не плачем, пусть гниет к чертям собачьим,
пойте, люди, смейтесь, дети, лейся, солнце, в целом свете!

1961

[PMR]

Морозище

Гомонила вьюга нынче целый день,
и морозец туго стягивал ремень.
Злилась, непогода, каторгой грозя.
Все промерзло — крошки отыскать нельзя.

Будто бы лопатой все взметнуло вверх —
то ли птица, то ли ледяной орех.
Вот уж целой стаей облепили куст.
Пляшет непогода, слышен шубы хруст.

Стая пролетает между бревен в стог.
Сложная кривая. Ломаный рывок.
Маленькое сердце, словно шмель, гудит.
Крепче каждый мускул стиснуть норовит.

Отбивает гулко сто и тыщу раз.
Чем измерить храбрость? Мужества запас?
Не помочь молитве, жалобы не в счет:
кулаком тяжелым их мороз сожмет.

Но еще сильнее в криках бьется страсть.
А иначе трудно — можно всем пропасть!

[PMR]

Поздняя песня

Ту, что потерял когда-то,
не ищи ты виновато,
не в былом твоя утрата.
Пусть ушла на холм седой,

Спрятан след ее травой,
дождевою смыт водой.
Где она и что ей снится,
видят летние зарницы,
звезды и поля пшеницы.

Ты ночным путем приди,
к мягким травам припади
в одиночестве один.
Приходи ее стеречь,

На снопы щекой прилечь,
ждать, как в пору первых встреч.
Может быть, под звездопадом
вдруг окажешься ты рядом
с тем ее горячим взглядом.

Может быть, сквозь полутьму
вздох придет к тому холму,
к изголовью твоему.
Все пойми в тиши долин

Рядом с травами степными
и со звездами ночными
в одиночестве один.

[PMR]

Тоска по рукам

И не забыл те руки потому,
что трепет их меня коснулся нежно,
хоть не прижал к лицу их своему
при давнем расставании небрежном.

Но я живу и помню оттого,
что меня коснулась человечность,
не на ветке, на душе привой
несказанной грусти подвенечной.

Жизнь мою печалью углубив,
спор давнишний с сердцем сделав тише,
может, ищут в сумраках глухих руки те,
быть может, меня ищут.

Ты во мне,
во все мои дела, незримая,
ты входишь незаметно.
Чтоб одиноким не остался я,
из памяти лишь уходить не смей ты.

Точно птица светлая ночами
в немом предвосхищенье высоты,
ты в мире возникаешь из молчанья
с доверием любимой и сестры.

Ты — ожидаемая и желанная,
которую ищу среди потерь,
я знаю — ты нигде не будешь найденной
и никогда не постучишься в дверь.

Я руки твои помню, знаю втайне,
что трепет их останется чудесный,
хотя не удержал при расставанье давно,
когда ушла ты в неизвестность.

[PMR]

Из воспоминаний

Из памяти являйся мне всечасно
треногой, тенью из глубинных лон,
с глазами, созданными мраком ясным,
С кудрями, что летят поверх времен.

Как верный страж, немое ожиданье,
волнуй любою новостью живой,
кричи мне каждый день на зорьке ранней,
что где-то сердце ждет, как часовой.

И что его не исказились свойства,
на примиренье не растрачен пыл,
и что кустом колючим беспокойство
растет на тех путях, где я ходил.

Пусть из воспоминаний, ожиданий
восстанут вновь призывы давних вех,
чтоб измерялся смысл существованья
тем долгом, не оплаченным вовек.

1964

[PMR]

Кружка

Так возьми ж и выпей стоя
кружку крепкого настоя ливня,
зелени и зноя,

Ничего в ней нет такого —
золотого, дорогого —
просто сделана толково.

И душевного участья,
и сердечного пристрастия...
Многих лет тебе и счастья!

Нет, не краской золотою —
знаменита простотою,
грубоватой красотою.

Передал ей мастер местный,
тот умелец неизвестный,
нрав прямой, характер честный.

Чтобы сотню лет и двести
из нее с друзьями вместе пил
достойный этой чести...

Но берут ее в ладони
не осклабясь, как в притоне,
среди ругани и вони.

Если б пил я с кем попало,
где попало, как попало —
от стыда б она пропала.

Из нее в пристойном месте
лишь достойный этой чести
может пить с друзьями вместе!