[PMR]

Вот так! Непонятно про что стих.

Куда вы, отрицательные, мчитесь?
Нам все дано — и ум, и вид, и стать.
Идите в жизнь, работайте, учитесь,
марш в массы — исправляться и блистать.

Скорее подтянитесь, хором, дружно,
и старые злодеи, и юнцы, растите вверх,
все делайте, что нужно, чтобы с концами мне свести концы...

Вы, братцы положительные, мигом
кидайтесь в бой и чтоб побольше вас! —
с советами да с замыслами, с книгой
и просто с храбрым выраженьем глаз.
Всем профсоюзом навались, ребята,
на недостатки, пережитки, на и виноватых и невиноватых,
разбейте лоб, коль впереди — стена.

Исправьте отрицательных, чтоб в мире всем жить потом...
Пора главу кончать...
Вот так! Отлично... Свет гашу в квартире,
бегу в журнал, чтоб сунуть вас в печать.

1958

[PMR]

Иларие да Ларие. Канцелярия.

У нас на току есть главный — Иларие;
но есть на току еще и канцелярия,
Которой командует некий Ларие:
И очень боится теперь Иларие,
что вдруг этот Ларие
Из канцелярии станет главнее, чем сам Иларие.

А тот и впрямь —
Засел в канцелярии и верит, ЧТО ой главней, чем Иларие,
И вот у них свара идет за сварою:
кто старше тут —Ларие или Иларие?

Первым слово берет Иларие:
— Послушайте, так-то главней канцелярии!
А ежели так, то я, сам Иларие, выходит, главней, чем товарищ Ларие!

Ему отвечает немедленно Ларие — А все управление где?
В канцелярии!
Ей ток подчинен — подчинен и Иларие, а старший я, Ларие, шеф канцелярии!

И сызнова слово просит Иларие:— Она ж на току — эта вся канцелярия.
А током командую я, Иларие!

И значит, командую я канцелярией и мне подчиниться обязан Ларие!
А Ларие сызнова тянет арию: Да знаешь ли ты, что есть канцелярия?..

.Иларие да Ларие, Ларие, Иларие, убирайтесь вы с тока со всей канцелярией!

1958

[PMR]

Бедняга язык

Ох язык мой рбдн-ый, как меня замучил!..
Вот тебе газета — черта с два поймешь,
а в журнале «Нистру» — уж совсем закручен
да и в этой книге — тоже ведь хорош.

Не пойму букварь, не пойму словарь...
Вузы, академии, книжек эпидемия,
всяко пишут всякие, но не всяк прочтет.
Тут неологизмы, тама архаизмы,
а о моем уровне нет у них забот.

Им-то делать неча — придумали наречия,
суффикс, двоеточие, точку с запятой.
Из-за их кавычек, запятых и прочего
написать не смеешь грамоты простой.

Мне язык, товарищи, тоже ведь по нраву,
я забочусь тоже — только вот о чем:
чтоб он был доступный,
чтоб он был с приправой -
соус со сметаной или же с лучком.

Наколол на вилку, посолил немного пожевал со смаком — почему и нет?
Запиваешь пивом, если нет сухого — кушай на здоровье и живи сто лет!

В ресторан пойдемте, там уж по-заправски, там язык доступный, мягкий, заливной...
Ох, рекомендую вам язык говяжий, опосля молдавский - опосля родной!

1958

[PMR]

Пуп земли - начальник.

Эй, поставьте меня начальником!
Сжальтесь над бедной этой Молдовой!
Видите все мои классы начальные?
Их два у меня, отдаю вам оба!

Я всю мировую премудрость взвесил, по капле собрал сужденья и взгляды,
и мыслей глубины со всех полу кресел, истертых моим терпеливым задом.

А впрочем, меня истерли те кресла, поскольку я часто менял свое место.
Взгляните, прошу, на лоск этих брюк, как их источили грани наук!
И все же не ценят моих познаний, проникновения в секреты и тайны.
Не любят они моих лояльных, смелых моих анонимных посланий.

Куда от завистников мне укрыться?
Силком заарканят, когда им надо,
а нет — посылают тебя учиться,
а то и вовсе — пинком но заду.

Хорошо, если этот участок здоровый, а ну как ударит но нем подковой:
Каким его предоставить ваннам? Каким эту боль исцелить нарзаном?

И вот по курортам бредешь каким-то, все ждешь, что опомнятся, позовут.
Но они забывают, что незаменим ты, без тебя спокойно живут.

Выход — будто справедливости нету? Куда мне деть свои классы начальные?
Возьмите их оба, но дайте «победу» — поставьте меня начальником!

[PMR]

Холостяк

Хохоча, как прежде звонко, что ж ко мне не ходишь ты?
Где искать твои следы, муза, мерзкая девчонка?
Ты застань меня с рассветом с недоеденным куском,
с башмаком полунадетым, со взъерошенным вихром.

И с налета, озорница, кинь меня в водоворот,
в мир, где дел невпроворот, где сбываться небылицам.
Где же меч, где звуки горна, мысль весомая, полет,
чтобы стих мой нес их гордо из похода да в поход?

Ох, теперь, как ни зови, не идут слова навалом,
будто их как не бывало — ни бессонниц, ни любви.
Что ты ноешь, упрекая, словно подал на развод?
Муза — женщина такая, по заслугам воздает.

Кто ж внушил отдернуть пальцы, осторожничать опять
и как раз на свадьбе в панцирь свой талант замуровать?
Ведь бывало — с зорькой алой, разрумянясь, как весна,
из окна к тебе влетала прямо в комнату она.

Заявлялась майской песней, косы в росах за плечом.
Ну а ты? В глубоком кресле тихо грезил ты... о чем?
Почему басил ты веско, подбородок свой щипал,
а поэзию-невесту в двух шагах не замечал?

Не встречал ее приветом — натрудился, видно, ты,
примеряясь миллиметром к креслу будущей мечты.
Дверь захлопнулась за нею - стал ты музе ни к чему.
Что ж ты сделал, не пойму? Ты, поглаживая шею,
улыбался...

Почему?

[PMR]

Строгая охрана

Спит все под звездами.
Жадному надо б слазить за гроздьями, за виноградом.
Но изобилие тут охраняет Илюшка — Илие,— гнев его знают!

Лезть не отважится на виноградник парень, хоть, кажется, хват он изрядный.
Ночью ли тихою, в день ли погожий, вор, уходи-ка ты! мимо, прохожий!

Илие бдителен, верные руки хвалят все жители нашей округи.
Ночь одинокая, осень, молчанье, песня далекая, воспоминания...

Полночь опасная, строже забота.
Слово неясное, шорох...
— Эй, кто там?

И пылкая, вдовая блещет глазами.
Дело не новое, Лие — не камень!
Тропкою тесною через ограду;
нужно, известно, ей не винограда...

Пусти ее, Илие, страж изобилия!

1958

[PMR]

О бомбе.

Здравствуй, поседевший и почтенный,
утомленный тысячью забот,
Фауст и алхимик современный,
микрокосмоса упрямый крот.

Сколько тонких ты прошел расчетов,
тихо балансируя во мгле?
Или в квантах растворишься к черту,
или возвратишься ты к земле.

Или миру ты припишешь минус,
или бомбу «Н» сведешь к нулю.
Разберись скорее, сделай милость,
заковык бинома не люблю.

[PMR]

Как-никак, а шар земной мы ценим,
жить на нем привыкли на лету.
Бомбе, что ль, на хвост его нацепим,
кубарем запустим в пустоту?

Для того ли стоило стараться,
разве это гению под стать,
чтоб себя на фоне радиаций
в облаке возгонки угадать?

Мол, давай, шатайся электроном,
прострочи посмертной точкой мир;
среди звезд, живущих по законам,
скорби отыщи ориентир...

«Милая моя частица бета,
альфа, улетая в пустоту,
потеряла в мире точку ту,
где была позавчера планета.

Лишь в координатах отыщи ты,
только в уравненьях улови то
Париж какой-то позабытый,
то константу смутную любви...»

Мы к такому, право, не привыкли,
может быть, вздыхает атомист.
Утвердись живым ты в этом цикле,
ни на миг с распадом не мирись.

Ставить миру минус ты не властен,
книжнику, тебе понять пора:
только лишь в составе формул счастья
будет жить вселенная ядра.

[PMR]

Позовите к ясному сиянью,
к отрицаным варварских разрух,
к мирному людей соревнованию,
гении сегодняшних наук!

Светлой одаренностью согретый,
поклонись надеждам всех людей,
в центре мысли ты держи планету,
жизнь людскую — в фокусе идей.

Извлекай многостепенный корень,
раскрывай упорные иксы,
чтоб для новых дней нащупать вскоре
альфу удивительной красы.

Пусть вопят безумные в испуге,
повтори, что начертала жизнь:
основная заповедь науки —
человечество, социализм.

[PMR]

Отвечай НАТО!

Отпеть мне: что сделаешь ты, увидя, как сами себя поджигают сады
н как безнадежность бездонно зияет в глуби материнского стона?

Ответь мне, что скажешь, когда ты увидишь героев,
потупивших взор виновато, увидишь ты рядом
поверженной правду, облитую смрадом?

Увидишь мечту под кнутом, услышишь насмешку над честным трудом;
что сделаешь ты — в оскверненной пыли увидев сосцы материнской земли?

Искать будешь остров, где нет суеты? Ограда границ — не спасенье.
И если начнется — что сделаешь ты с бессильным твоим примирением?

Гротеск! Кто поверит, мол, в наши разумные дни в кошмарные эти рассказы!
— Да, но в твоей безмятежной тени ракетные строятся базы!

Зачинщиков бойни постигнет расплата!..
— Да, но в сейфах готовые планы лежат,
и фюреров новых из старых кроят под фирмами НАТО, СЕАТО.

Но мирные люди — душа их светла, их гений возносится к свету!..
— Да, но по трестам вписали уже маклера в приходо-расходную книгу планету!

Они, улыбаясь, как мы говорят,
не звери ведь, как на плакатах!..
— Об этом спроси порт-саидских ребят,
спроси гватемальцев и негров из Штатов!

Не верю в покой, говорю наперед,
в покой, когда планы строчат полководцы.
Зови свой свободный и гордый народ
За мир с нами вместе бороться.

А й шорах спокойствия — в сети
ты можешь попасть невзначай.
За жизнь человечества все мы в ответе.
И ты отвечай!
Отвечай!
1958

[PMR]

Трудодень в СССР

Идет рассвет за ночью вслед. Добро пожаловать, рассвет!
Давай-ка, солнце, не тяни — гони коней своих, гони!
Давай-ка вместе поспешим к моим приятелям большим.

Они под утренней звездой проходят первой бороздой,
А мне отраднейший из дней, когда мой труд всего трудней,
когда забот не перечесть и до любой мне дело есть;

Так выдайте, друзья, и мне харчи с другими наравне.
Скажите: вот, мол, друг, бери из торбы борщ и сухари
да выпей с нами, старина, из кружки глиняной вина!

О том лишь только хлопочу, того лишь только и хочу,
чтобы с другими наравне досталось полностью и мне —
и на руке тугой мозоль, и на спине крутая соль,
то виноградная лоза, а го внезапная гроза,
и та усталость, что меня валила б на исходе дня...

и первый иней на коре, и запах яблок на заре,
и новый мост через ручей, и сотни всяких мелочей —
все, чем живут мои друзья, все, без чего и мне нельзя.

Вот, сердце, все мое добро — и золото и серебро!
Храни его, как в кладовой, тот заработок трудовой.
Всех драгоценнейших камней мои сокровища ценней!

1958

[PMR]

Андрей Лупан - биографическое.

но дням, говорят, — но часам растет
мальчик,
быть ему богатырем по всем приметам...
рос в Михуленах, хил и невзрачен,
с прозвищем, недостойным будущего поэта.

«Конопатым» прозвали, на меня глазея,
да и сам я корил свое отражение,
И смеялись бездельники-ротозеи
над горестным моим положением.

Был горазд на проделки с друзьями и на драки бегал с ними вместе,
но средь тех, кого бабы называли чертями,
не имел, как говорится, чести.

Чаще дома учиняли катавасии
с братьями-верзилами, ссорясь между собой,
пока мать не водворяла мир и согласие
ухватом или кочергой.

[PMR]

А насчет учености и знаний, знаменитым прослыл на все село,
приходили грамотеи с дальних окраин, чтоб я научил их писать букву О.

Сказку послушать — не корми меня хлебом,
и верил я буквам, как отченашу.
Прослышу про книгу — ношусь за ней следом,
глядишь, и найду где-нибудь на горшке с простоквашей.

Но от противоречий никто ведь не избавлен,
так что, бывало, и взбучку дадут:
берись за мотыгу, брось, мол, забавы!..
Вот вам труд физический и умственный труд.

Впору завыть — обидно в самом деле:
трудись на прополке, сил не жалея,
— всего-то за 20 леев в неделю.
(Коробок-то спичек стоил два лея.)

Или вот:
от стыда краснея, с кнутом по дворам шагай утром рано...
Каково первому на селе грамотею пасти летом чужих овец и баранов!

Но при всех мозолях и верности делу отцу не прибавил я ни денег, ни почестей, —
только в голове мысль о школе тускнела да книги тосковали в одиночестве.

[PMR]

Добро, что хоть ты был с нами, Яков, друже, —
старый матрос богатырской породы!
Откуда нежность твоя неуклюжая
к странным моим ребячьим невзгодам?

Чужой, задубевший в океаньем рассоле,
Через сколько бурь жизнь тебя вела,
Пока ты не бросил якорь своей доли
и каменистую почву нашего села?

На какой простой мысли
Мне бы намесить долгой разлуки тесто,
чтобы вернуть запах сердечного хлеба,
которым кормил ты наше детство?

[PMR]

Храни тебя память,
Каким ты и вправду был, со всеми
Пьянками, скандалами, бранью,
за то, что нас иногда ты радовал
своей добротой и простым пониманием.

Спасибо отцу — сурового был поведения,
но мыслью всегда добирался до сути;
по-крестьянски чтил он книгу для чтения,
знал «Александрию», читал «Книгу судеб»...

Осенью поздней бери торбу в руки
с букварем да тетрадью, да ломоть лепешки
И опять садись за науки,
пока не засвищет скворец под окошком.

А зимой, если мороз наседал трескучий,
отец был не прочь поддержать культуру:
Сам, бывало, тащит вязанку сучьев
для поднятия школьной температуры.

Время не ждет — прокатились учебные зимы
и вот экзамен — и сочинение на тему: «Посещение города Резины»...
Помогай нам бог и родные стены!

[PMR]

Сиди и описывай, знай, без помарок
все чудеса по подробному плану:
столбы, электричество, множество лавок,
дом с башней знаменитого доктора Бошэрницану.

И Днестр беспризорный в ту летопись вставил я...
Ох, знали бы вы, как я был огорошен,
когда горькую новость принесла география —
что есть, дескать, в мире и реки побольше.

Так я усердствовал, творя сказ о городе,
что, право, не помню страшней маяты —
голова как в огне, а сердце-то в холоде,
и все вокруг будто умнее, чем ты.

Но подъем этот взял среди первых вроде,
и сразу душа воспарила крылато;
казалось, за мною с кадилом ходят:
ай да парень — ума палата!

Иной вырастает, привычками скован,
а меня чудеса заманивают в сети...
Узнаю: в Кокорозенах есть чудо-школа —
самая большая на свете.

Махну-ка туда, решил, да узнаю...
Глянул на здание — голова пошла кругом,
удивляюсь и ахаю:
мать честная, три этажа стоят друг на друге!

Что до моих знаний и слога,
боюсь не дать для насмешек бы повода,
покраснел я за ум свой убогий,
лишь услышал речь Харлампия-повара.

[PMR]

Как скажет однажды: «Картофель по-венски»,
меня проняло до печенок:
ох, боже!
Куда тебе, думаю, с наукой твоей деревенской
да речью твоей, ни на что не похожей!...

Так и ступал я пододкой своей диковатой,
как будто по лужам, из новости в новость.
Может быть, все опишу я когда-то,
по это будет другая повесть.

Я свыкся, пожалуй, со многими вещами
и смеюсь иной раз над пареньком из-под Резины,
но и обзаведясь седыми висками,
перед чудесами стою, рот разинув.

И не гадаю: прилично глазеть —
неприлично,
если новые ворота попадутся в пути...
Уж очень приятна мне эта привычка —
желаю и вам ее приобрести.

1958

[PMR]

Празднество чамура (Чамур — строительный раствор)

Их не узнать: в суете, круговращение,
на взмокших лицах — радость и задор.
Дети, деревья, каменщики,
каменья разрисовал «гибрид» их, расцветил раствор.

Село валит, будто кто велел —
в осень, в листопады, клубясь дымами,
спеша роиться родством на магале (окраине),
с ее частыми свадьбами, новыми домами...

Зубчатые стены — окно в окно —
насмешливо перемигиваются.
Эй, недоделанные, чего вам смешно?
Оттого ль, что мысли жерновами двигаются?

Что радость лишь горло давит —
нет, чтоб дать мне песен веселых!..
Это ведь я писал когда-то,
как мерли бессарабские села.

Я описал это место именно это,—
одна безысходность бездонная;
уходило счастье отсюда по свету,
словно мужик безземельный, бездомный.

Она жива еще под зрелости покровом
та окись на сердце, старая та слеза,
и, видно, радость мою обложила оброком,
коль стены со смеху выпучили глаза.

Так веселитесь как следует — честь по чести.
Я ведь тоже удаль не позабыл;
мы с вами да как еще спляшем вместе
при первом дыме из печной трубы!

Праздник чамура я не покину.
Вдоволь поработаю здесь с вами,
буду камни тесать, замешивать глину
и новой магале с пестрыми домами.

Я приготовил краски из синевы рассвета,
приспы, резьбу узорную, цветники,
в комнаты — запах глины и лета,
и окна, прозрачные, как родники.

Здорово, земляки из Селишть, из Лозов!
Множьтесь вовсю, укрепляйтесь получше
в новой крепости — Торжестве колхозов —
для наших дней и веков грядущих.

Счастье, осядь в очаге землепашца!
Пусть он вкусит дар жизни свежей!
И увидев окна, что меж веток лучатся,
пусть заглядится, радуясь, друг проезжий.

Пусть здесь прорастают, как сады полезные,
коммуны достоинства: дружба, мужество, труд
И непременно — вы слышите? — в дом позовите
поэзию.

Пусть за столом ей место почетное отведут!

1958

[PMR]

Дискуссия и проект резолюции

Мы собранье новое собрали, чтоб на нем за речью речь держать
и, смакуя острые детали, жгучие вопросы разрешать.

Словно в воду, окунались в пренья, дух займет, но после — благодать!..
Откровенья, планы, предложенья, и опять сначала, и опять.

Каждый, злобой дня задетый лично, в речи сохранял характер свой:
и — один держался флегматично, патетично выступал другой...

Хватит. Заключительное слово. Коротко. Не меньше чем на час.
Стонут люди: — Да неужто снова... Дорогие, пожалейте пас!

Чтенье резолюции. Прекрасно. Выслушали молча, а потом,
утвердив ее единогласно, с облегченьем отдыхать идем.

В ступе воду мы толчем ретиво. Видишь — папки собраны в ряды...
Это дремлют в тишине архива наши архинужные труды...

Нет! Постойте! Хоть одно мгновенье! Разобраться вместе мы должны...
Наших книг и наших душ смятенья в протоколах тех погребены.

Братцы! Суть поэзии не мы ли поместили там — молчать в пыли?..
В стенограммах душу оскопили, в мумию ее произвели.

[PMR]

Разобрали точно все проблемы, хоть проект решенья был готов...
А поэт пусть после ищет темы, специальной темы для стихов.

Наши споры, жизнь с делами всеми только на собранья мы несем.
А сама поэзия все время остается вроде ни при чем.

Словно может жить она без гнева, без страстей, забот й горьких бед,
как в любви без плоти и без пыла, годной лишь для старцев и детей.

Эй, живые, слушайте, внимайте воплю — крику сердца моего!..
Поскорее стих с ходуль снимайте и монокль разбейте у него.

Ни к чему поэзии белила, ей нужна земля, и нужно ей,
чтоб между людьми она ходила, ела хлеб, касалась их локтей.

Нет нужды у ней в блестящем лаке, ни к чему ей вычурный наряд.
Шест эффектный непригоден в драке, в зеркала на стройке не глядят.

Блеск давай, но не трескучей фразы, за которой скрыта пустота...
Грань брильянтом ставшего алмаза — результат искусства и труда.

Мне ее сегодня очень жалко... Знаю, жить охота ей — до слез:
получать свои удары в свалке и во все дела совать свой нос.

Ей нужны страданья и победы!.. Только так выковывает стих
сильная и в радостях и в бедах вечная поэзия живых.

Что ж! В разведку двинемся, сестрица, хоть ползком, но мы должны идти...
Ты с родной землей должна сродниться, каждый камень ощутить в пути.

Протоколы что тебе любые! Пусть, строкой уверенно звеня,
полные тобой стихи живые выражают суть и голос дня.

Ты за каждый трудный шаг подъема все отдай — с людьми расти начнешь!
С пошлостью мертвящей незнакома, не разменишь истину на ложь.

Для тебя не будет тем шаблонных, ты зазнайства сможешь избежать,
будет человечище влюбленный в каждой строчке думать и дышать.

Говорил я о заботах наших, брат поэт, хоть всех не перечесть,
мы вперед пойдем с народом дальше — все, в ком есть талант и правда есть.

Чтоб в глазах людей всего Союза загорелся яркий блеск огня,
лишь заговорят повсюду музы о повестке дня!

1958