[PMR]

Историческим песням присуща эмоциональность оценок, для их поэтики типичны лирические средства изображения. Поэтический стиль сближает их с песнями-дойнами, позднее ощущается влияние революционной песни.

В балладах в фантастическом, историческом или социально-бытовом контексте и «негероическом» плане представлены драматические судьбы героев. Этот жанр в молдавском фольклоре имеет несколько разновидностей.

Они выявляются, исходя из дифференцированное™ самого материала на группы произведений с главными персонажами, однородными в пределах каждой отдельной группы, но не однотипными в разных группах (в этом — важное проявлевве объективно существующих межвидовых различий при общем единстве балладной эстетики).

Наиболее древний вид, судя по всему, — фантастические баллады; по образвости и характеру сюжетов они противостоят остальным разновидностям баллад («Солнце и луна», «Чума (Холера) и юноша» и др.)
По давней научной традиции в особую группу выделяются пастушеские баллады. Одна из них — знаменитая «Миорица» (отличаясь редкостной поэтичностью, «Миорица» выражает неприятие смерти, любовь к жизни и родному краю; вместе с тем пафос баллады направлен против братоубийства, продиктованного пагубным корыстолюбием). Образный мир пастушеских баллад действительно специфичен. Но при всем том имеются основания отнести их к более широкой категории — социально-бытовым балладам. Данная разновидность объемлет и такие характерные произведения, как «Бедняк и богач».

Особую разновидность составляют исторические баллады — «Илинкуца», «Кира Киралина», «Татары и невольники» и др. Существуют и семейно-бытовые баллады — «Старая мать», «Несчастливые влюбленные» и др. Эстетика баллад — преимущественно эстетика трагического. Их идейный пафос направлен против коварства, несправедливости и тирании. В своей 'эволюции баллады утрачивают специфичность, сближаются с лирическими песнями.

В молдавской необрядовой мифической поэзии выделяется прежде всего дойна12. Многочисленные попытки этимологизировать это слово еще не дали общепризнанных результатов. Большинство лингвистов возводят его к славянскому корню, но не лишено смысла и предположение о более далеком индоевропейском этимоне, поддерживаемое наличием слова «дайна» у литовцев. Так или иначе, существенно, что дойна с самого начала толкуется как слово, возникшее для обозначения песенного или, во всяком случае, мелодического произведения. Лирическая природа дойны — и инструментальной, и вокальной — не подлежит сомнению. Бесспорны и такие ее признаки, как протяжность и за-частую элегический характер. Специфичны для дойн своеобразные эпические зарисовки, известная импровизационность.