[L_e_o]

Ой, где был я вчера
Ой, где был я вчера - не найду, хоть убей,
Только помню, что стены с обоями.
Помню, Клавка была и подруга при ней,
Целовался на кухне с обоими.

А наутро я встал,
Мне давай сообщать:
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Будто голым скакал,
Будто песни орал,
А отец, говорил,
У меня генерал.

А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продохнуть -
Все донимал их блатными аккордами.

А потом кончил пить,
Потому что устал,
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно,
Взял да выбросил вниз.

И никто мне не мог даже слова сказать,
Но потом потихоньку оправились,
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
И в конце уже все позабавились.

Кто плевал мне в лицо,
А кто водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот,
Молодая вдова,
Верность мужу храня,
(Ведь живем однова)
Пожалела меня.

И бледнел я на кухне с разбитым лицом,
Сделал вид, что пошел на попятную -
"Развяжите!"- кричал,- "да и дело с концом!" -
Развязали, но вилки попрятали.

Тут вообще началось -
Не опишешь в словах,
И откуда взялось
Столько силы в руках?
Я, как раненный зверь,
Напоследок чудил,
Выбил окна и дверь,
И балкон уронил.

Ой, где был я вчера - не найду днем с огнем,
Только помню, что стены с обоями...
И осталось лицо, и побои на нем.
Ну куда теперь выйти с побоями?

Если правда оно,
Ну, хотя бы на треть,
Остается одно:
Только лечь, помереть,
Хорошо, что вдова
Все смогла пережить,
Пожалела меня
И взяла к себе жить

Я не люблю
Я не люблю фатального исхода.
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.

Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или, когда все время против шерсти,
Или, когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза!
Досадно мне, что слово "честь" забыто,
И что в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне и неспроста -
Я не люблю насилье и бессилье,
Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю,
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.

О несчастных лесных жителях

На краю края земли, где небо ясное
Как бы вроде даже сходит за кордон,
На горе стояло здание ужасное,
Издаля напоминавшее ООН.

Всё сверкает, как зарница,-
Красота! Но только вот -
В этом здании царица
В заточении живёт.

И Кощей Бессмертный грубое животное
Это здание поставил охранять,
Но по-своему несчастное и кроткое,
Может, было то животное, как знать!

От большой тоски по маме
Вечно чудище в слезах -
Ведь оно с семью главами,
О пятнадцати глазах.

Сам Кощей (он мог бы раньше врукопашную!)
От любви к царице высох и увял,
Стал по-своему несчастным старикашкою,
Ну, а зверь его к царице не пускал.

- Ты пусти меня, чего там,
Я ж от страсти трепещу!
- Хоть снимай меня с работы,
Ни за что не пропущу!

Добрый молодец Иван решил попасть туда, -
Мол, видали мы Кощеев, так - растак!
Он всё время, где чего - так сразу шасть туда!
Он по-своему несчастный был дурак.

То ли выпь захохотала,
То ли филин заикал,-
На душе тоскливо стало
У Ивана-дурака.

И началися его подвиги напрасные,
С Баб - Ягами никчемушная борьба -
Тоже ведь она по-своему несчастная
Эта самая лесная голытьба.

Сколько ведьмочек пришибнул!
Двух молоденьких, в соку...
Как увидел утром - всхлипнул,
Жалко стало дураку.

Но, однако же, приблизился, дремотное
Состоянье своё превозмог Иван.
В уголке лежало бедное животное,
Все главы свои склонившее в фонтан.

Тут Иван к нему сигает,
Рубит головы, спеша,
И к Кощею подступает,
Кладенцом своим маша.

И грозит он старику двухтыщелетнему -
-Я те бороду, мол, мигом обстригу!
- Так умри ты, сгинь, Кощей! - А тот в ответ ему:
-Я бы рад, но я бессмертный, - не могу!

Но Иван себя не помнит:
- Ах ты, гнусный фабрикант!
Вон настроил сколько комнат,
Девку спрятал, интриган!

Я докончу дело, взявши обязательство!.. -
И от этих-то неслыханных речей
Умер сам Кощей без всякого вмешательства,-
Он неграмотный, отсталый был, Кощей.

А Иван, от гнева красный,
Пнул Кощея, плюнул в пол
И к по-своему несчастной
Бедной узнице взошёл.

Про дикого вепря

В королевстве, где все тихо и складно,
Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь,
Появился дикий вепрь огромадный -
То ли буйвол, то ли бык, то ли тур.

Сам король страдал желудком и астмой,
Только кашлем сильный страх наводил, -
А тем временем зверюга ужасный
Коих ел, а коих в лес волочил.

И король тотчас издал три декрета:
"Зверя надо одолеть наконец!
Вот кто отчается на это, на это,
Тот принцессу поведет под венец".

А в отчаявшемся том государстве -
Как войдешь, так прямо наискосок -
В бесшабашной жил тоске и гусарстве
Бывший лучший, но опальный стрелок.

На полу лежали люди и шкуры,
Пели песни, пили меды - и тут
Протрубили во дворце трубадуры,
Хвать стрелка - и во дворец волокут.

И король ему прокашлял: "Не буду
Я читать тебе морали, юнец, -
Но если завтра победишь чуду-юду,
То принцессу поведешь под венец".

А стрелок: "Да это что за награда?!
Мне бы - выкатить портвейна бадью!"
Мол, принцессу мне и даром не надо, -
Чуду-юду я и так победю!

А король: "Возьмешь принцессу - и точка!
А не то тебя раз-два - и в тюрьму!
Ведь это все-же королевская дочка!.."
А стрелок: "Ну хоть убей - не возьму!"

И пока король с ним так препирался,
Съел уже почти всех женщин и кур
И возле самого дворца ошивался
Этот самый то ли бык, то ли тур.

Делать нечего - портвейн он отспорил, -
Чуду-юду уложил - и убег...
Вот так принцессу с королем опозорил
Бывший лучший, но опальный стрелок.

Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное - невероятное» с Канатчиковой дачи

Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась, -
Вместо чтоб поесть, помыться
Уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экрана собралась.

Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд, -
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплел -
И канатчиковы власти
Колят нам второй укол.

Уважаемый редактор!
Может, лучше - про реактор?
Про любимый лунный трактор?!
Ведь нельзя же! - год подряд:
То тарелками пугают -
Дескать, подлые, летают;
То у вас собаки лают,
То руины - говорят!

Мы кое в чем поднаторели:
Мы тарелки бьем весь год -
Мы на них собаку съели, -
Если повар нам не врет.
А медикаментов груды -
В унитаз, кто не дурак.
Это жизнь! И вдруг - Бермуды!
Вот те раз! Нельзя же так!

Мы не сделали скандала -
Нам вождя недоставало:
Настоящих буйных мало -
Вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни -
Не испортят нам обедни
Злые происки врагов!

Это их худые черти
Бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль
В восемнадцатом году!
Мы про взрывы, про пожары
Сочиняли ноту ТАСС...
Тут примчались санитары -
Зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек -
Бился в пене параноик
Как ведьмак на шабаше:
"Развяжите полотенцы,
Иноверы, изуверцы!
Нам бермуторно на сердце
И бермутно на душе!"

Сорок душ посменно воют -
Раскалились добела, -
Во как сильно беспокоят
Треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись -
Даже кто безумен был, -
И тогда главврач Маргулис
Телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит -
За спиною штепсель прячет, -
Подал знак кому-то - значит,
Фельдшер вырвет провода.
Нам осталось уколоться -
И упасть на дно колодца,
И пропасть на дне колодца,
Как в Бермудах, навсегда.

Ну а завтра спросят дети,
Навещая нас с утра:
"Папы, что сказали эти
Кандидаты в доктора?"
Мы откроем нашим чадам
Правду - им не все равно:
"Удивительное рядом -
Но оно запрещено!"

Вон дантист-надомник Рудик -
У него приемник "грюндиг", -
Он его ночами крутит -
Ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам
И подвинулся рассудком, -
К нам попал в волненье жутком
С номерочком на ноге.

Прибежал, взволнован крайне, -
Сообщеньем нас потряс,
Будто - наш научный лайнер
В треугольнике погряз;
Сгинул, топливо истратив,
Весь распался на куски, -
Двух безумных наших братьев
Подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме,
Пребывают в пессимизме, -
Их вчера в стеклянной призме
К нам в больницу привезли -
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник -
Незакрытый пуп Земли.

"Что там было? Как ты спасся?" -
Каждый лез и приставал, -
Но механик только трясся
И чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся,
То щетинился как еж, -
Он над нами издевался, -
Сумасшедший - что возьмешь!

Взвился бывший алкоголик,
Матерщинник и крамольник:
"Надо выпить треугольник!
На троих его! Даешь!"
Разошелся - так и сыпет:
"Треугольник будет выпит! -
Будь он параллелепипед,
Будь он круг, едрена вошь!"

Больно бьют по нашим душам
"Голоса" за тыщи миль, -
Зря "Америку" не глушим,
Зря не давим "Израиль":
Всей своей враждебной сутью
Подрывают и вредят -
Кормят, поят нас бермутью
Про таинственный квадрат!

Лектора из передачи!
Те, кто так или иначе
Говорят про неудачи
И нервируют народ!
Нас берите, обреченных, -
Треугольник вас, ученых,
Превратит в умалишенных,
Ну а нас - наоборот.

Пусть - безумная идея,
Не решайте сгоряча.
Отвечайте нам скорее
Через доку главврача!
С уваженьем... Дата. Подпись.
Отвечайте нам - а то,
Если вы не отзоветесь
Мы напишем... в "Спортлото"!