Задумываемся ли мы о том, что порой наша нетактичность оборачивается тяжелой моральной травмой? В случаях, о которых пойдет речь, люди, прямым или косвенным- образом нарушившие тайну усыновления, никакого наказания не понесли. И я даже уверена, что угрызения совести их не достигли. Непробиваемые толщи черствости души. Совестью здесь и не пахнет. От этого идут все беды.
...Ирина очень любила море. Зная эту ее привязанность, родители старались каждое лето хоть на недельку, но вырваться на ближайший берег Черного моря, где Ирина чувствовала себя в своей стихии. Глядя на ее непосредственную радость, мать с отцом к сами чувствовали себя молодыми. Ведь по большому счету - это счастье. Но дни проходили за днями, отпуск приближался к концу. Впереди предстояла немалая работа. В деревне у бабушки был очень большой огород, позволявший всей семье вести безбедное существование, да и сад помогал: всего не законсервируешь, можно вынести на рынок для продажи. А потом - по заслугам обновки. После замечательно проведенных дней, предстоящий труд не казался в тягость, даже наоборот.
Ирина с мамой отправились в деревню сразу по приезду, папа же должен был решить еще кое-какие вопросы в городе.
Дорога была неблизкая, но впечатления от отдыха скрашивали ее. На одной из остановок к ним подсела знакомая маме женщина. Оказалось, что она с одного из бабушкой села. Ее многочисленные сумки и корзины едва разместились под лавками. Наконец их владелица перевела дух, облегченно вздохнула и устремила свой, не лишенный любопытства, взгляд на Ирину:
- Это что, та самая девочка, которую ты тогда взяла из детдома? Боже, как выросла! И кем ты хочешь быть, когда вырастешь? - обратилась она к Ирине.
Растерянная девочка смотрела на женщину во все глаза. Ее ресницы слегка подрагивали, губы сложились в полувопросительную улыбку. С трудом оторвав взгляд, посмотрела она на испуганную маму. И мамин страх перед прозвучавшими словами объяснил Ирине все.
- Я из детдома? Почему ты мне не сказала? А кто настоящая мама? Где она?
Из широко открытых глаз покатились слезы. Мир в этот миг показался сплошным обманом. Если бы можно было закрыть глаза и уснуть, а проснувшись, никого из чужих не увидеть. Не было никакой тети, не было этих слов. Если бы можно было...
Не стану подробно описывать события дальше. Горькая обида и боль в сердце двенадцатилетней девочки так и остались. Было бы нелепо требовать от ребенка осознания семейного подвига ее родителей сейчас. Это придет само собой, а пока вот уже пятый раз Ирина уходит из дому. Очередной раз отыскав в каких-то заваленных подвалах девочку, отец не говорит ей ни слова упрека. Все возможные беседы уже велись, ничего изменить невозможно. Ирина опять убежит, она говорит об этом открыто. Ранее она была покладистой и спокойной, жалела маму и старалась сделать по дому как можно больше. Сейчас от всего этого не осталось ничего. Маленький нервный комочек, не желающий ничего ни признавать, ни слушать.
Как сложится ее судьба, предсказать трудно, но то, что счастье семьи разбито, доказывать не приходится.
|